Слушай песню ветра - Страница 19


К оглавлению

19

После долгого молчания она сжала левую руку в кулак, и несколько раз нервно ударила ей по ладони правой. Потом подавленно уставилась на покрасневшую ладонь.

– Всех ненавижу, – произнесла она одиноко.

– И меня?

– Извини, – она смутилась, взяла себя в руки и положила ладонь обратно на колено. – Ты не такой.

– Не настолько, да?

Она кивнула со слабым подобием улыбки и мелко дрожащими руками поднесла огонь к сигарете. Дым хотел окутать ее волосы, но его унес ветер и развеял в темноте.

– Когда я сижу одна, то слышу разных людей, которые со мной заговаривают. Одних я знаю, других нет… Отец, мать, школьные учителя – разные люди. Я кивнул.

– И говорят всякую гадость. Хотим, чтобы ты умерла, и так далее. Или вообще грязь какую-нибудь…

– Какую?

– Не хочу говорить.

Сделав две затяжки, она погасила сигарету кожаной сандалией и легонько надавила на глаза кончиками пальцев.

– Как ты думаешь, я больна?

– Даже не знаю, – покачал я в растерянности головой. – Но если это беспокоит, то лучше врачу показаться.

– Да ладно. Не обращай внимания.

Она закурила вторую сигарету. Потом попыталась рассмеяться, но смех у нее вышел неважный.

– Я тебе первому про это рассказала.

Я взял ее за руку. Рука продолжала мелко дрожать. Между пальцами выступили капли холодного пота.

– А врать-то очень не хотелось на самом деле…

– Я понимаю.

Мы снова замолчали и тихо сидели под звук мелких волн, ударявшихся о мол. Так долго сидели, что и не вспомнить, сколько.

Когда я заметил, что она плачет, то провел пальцем по ее мокрой от слез щеке и обнял за плечи.

Я давно уже не помнил, как пахнет лето. Я соскучился по запаху морской воды и далеким паровым свисткам, по прикосновению девичьей кожи и лимонному аромату волос, по дуновению сумеречного ветра и робким надеждам – соскучился по летнему сну. Однако теперь все было иначе, чем раньше. Все отличия маленькие – а в целом непоправимые. Совсем как калька, навсегда соскользнувшая с оригинала.

36

Чтобы дойти до ее дома, нам потребовалось полчаса.

Вечер стоял замечательный. Поплакав, она чудесным образом повеселела. По пути к ее дому мы заходили во все магазины подряд и покупали всякую дребедень. Мы купили земляничную зубную пасту, цветастое пляжное полотенце, несколько датских мозаичных панно, шестицветный набор шариковых ручек и, таща все это в гору, иногда останавливались, чтобы оглянуться на порт.

– А машину ты так и бросил?

– Потом заберу.

– А завтра утром не поздно?

– Да без разницы!

Остаток пути мы проделали, не торопясь.

– Не хочу сегодня оставаться одна, – сказала она, обращаясь к булыжникам мостовой.

Я кивнул.

– Только ты ведь тогда ботинки почистить не сможешь?

– Ничего, пусть сам иногда чистит.

– Интересно, почистит или нет?

– А как же? Он у меня человек долга!

* * *

Ночь была тихая.

Медленно ворочаясь, она уткнулась носом в мое правое плечо.

– Холодно.

– Как это "холодно"? Тридцать градусов!

– Не знаю. Холодно, и все.

Я подобрал сброшенное к ногам одеяло и укутал ее по плечи. Она вся тряслась мелкой дрожью.

– Плохо себя чувствуешь?

Она мотнула головой:

– Мне страшно.

– Страшно чего?

– Всего. А тебе не страшно?

– Абсолютно.

Она помолчала – будто взвешивая мой ответ на ладони.

– Хочешь секса?

– Угу.

– Извини. Сегодня нельзя.

Я молча кивнул, не выпуская ее из объятий.

– Мне только что операцию сделали.

– Аборт?

– Да.

Она ослабила руку, которой обнимала меня за спину, и кончиком пальца начертила несколько кружочков у меня на плече.

– Странно… Ничего не помню.

– Да?..

– Это я про того парня. Совершенно забыла. Даже лица не вспомнить.

Я погладил ее по волосам.

– А казалось, что влюбилась. Правда, недолго. Ты когда-нибудь влюблялся?

– Ага.

– И лицо помнишь?

Я попытался вспомнить лица трех своих девчонок. Удивительное дело – отчетливо не вспоминалось ни одно.

– Нет, – сказал я.

– Странно, правда? Интересно, почему?

– Наверное, так удобнее.

Не поднимая головы с моей голой груди, она покивала.

– Слушай, если тебе очень хочется, может, мы это как-нибудь по-другому?..

– Не надо. Ничего страшного.

– Правда?

– Угу.

Она снова обняла меня покрепче. Ее сосок ощущался у меня под ложечкой. До смерти захотелось пива.

– Как несколько лет назад пошло все наперекосяк – так и до сих пор.

– "Несколько" – это сколько?

– Двенадцать. Или тринадцать. С тех пор, как отец заболел. Из того времени больше ничего и не помню. Одна сплошная гадость. Все время у меня злой ветер над головой.

– Ветер меняет направление.

– Ты правда так думаешь?

– Ну, он же должен его когда-нибудь менять!

На какое-то время она замолчала – как пустыня, вобравшая в свой сухой песок все мои слова и оставившая меня с одной горечью во рту.

– Я несколько раз пыталась начать думать так же. Но никак не получалось. И влюбиться пробовала, и просто стать терпеливее. Не получается – и все тут… Больше ни о чем не говоря, мы лежали с ней в обнимку. Ее голова была у меня на груди, а губы касались моего соска. Она долго не шевелилась – как будто уснула. Она молчала долго. Очень долго. Я то дремал, то смотрел в темный потолок.

– Мама…

Она сказала это шепотом, как будто ей что-то приснилось. Она спала.

37

Привет, как дела? Говорит радио "Эн-И-Би", программа "Попс по заявкам". Снова пришел субботний вечер. Два часа – и уйма отличной музыки. Кстати, лето вот-вот кончится. Как оно вам? Хорошо вы его провели?

19